26 октября 1790 г. указом Екатерины II г. Стретенск Нерчинской области Иркутского наместничества был Высочайше пожалован гербом, подлинное описание которого гласит: «В верхней части щита герб Иркутский. В нижней части, в голубом поле, положенные слитки серебра, в знак того, что в округе сего города находятся серебряныя руды, где и сплавливаются» [ПСЗРИ-1, т. XXIII, № 16 913]. Формально селение являлось молодым уездным городом (1789), однако свойственных городу качеств оно не имело, не включало в себя необходимых городскому поселению полноту инфраструктуры и «людности» (населения), социальной и культурной сфер, а в хозяйственном отношении сливалось с деревней. Фактически это была казачья станица с населением свыше 300 человек. В ней находились церковь, земский суд, уездное казначейство, соляная лавка, хлебные магазины и полсотни обывательских домов. Тем не менее Сретенск играл роль основного перевалочного пункта бассейна Амура на юго-востоке Забайкалья.

Это было время абсолютизации государственной власти России и реформ местного управления. Екатерина II уделяла особое внимание городскому законодательству и изменениям территориального устройства государства. Ее акты об учреждении ряда городов на востоке и северо-востоке империи имели немаловажное значение для развития огромного региона. В 1782–1783 гг. императрица издала указ «Учреждения для управления губерний Всероссийской империи» [Там же, т. XXI, № 15 327, 15 680], по которому в России было введено новое административно-территориальное деление на наместничества. В Сибири были учреждены Тобольское (Западная Сибирь) и Иркутское (Восточная Сибирь) наместничества. В Иркутское наместничество были включены территории Прибайкалья, Забайкалья, Крайнего Севера и Дальнего Востока. Административно оно состояло из четырех областей: Иркутской, Нерчинской, Якутской и Охотской. Сретенск вошел в Нерчинскую область наряду с Нерчинском и вновь учрежденными уездными городами Баргузинском, Нижнеудинском, Верхнеудинском и Доронинском.

Вслед за указом об образовании того или иного наместничества Российской империи выходил правительственный указ о составлении герба, предназначенного уже ранее учрежденному или недавно образованному городу. Новый герб вновь учрежденного города Сретенска среди других 17 гербов Восточной Сибири был в именном указе Екатерины II. Тогда же был опубликован Высочайше утвержденный доклад Сената о гербах городов Иркутского наместничества [Там же, т. XXIII, № 16 913].

В последней четверти XVIII в. в российской геральдике вступило в силу новое правило, по которому в верхней части гербов уездных городов помещалась часть или весь наместнический (губернский) герб [Винклер, 1900, с. 17]. Идея объединения губернского герба с собственным городским принадлежала коллежскому советнику И. И. фон Эндену [Соболева, 1985, c. 99], занимавшему в Герольдии должность товарища герольдмейстера. Так закреплялось господство над городом верховной власти. При такой композиции герб самого города уходил на второй план, главным оставался губернский герб. Это правило распространилось на 13 гербов Иркутского наместничества, в том числе и на герб Сретенска. Их щиты были поделены на две части, в верхней изображался бабр, несущий в зубах соболя. Это был символ главного города наместничества – Иркутска: «В серебряном поле щита бегущий бабр, а в роту у него соболь (Сей герб старой)» [ПСЗРИ-1, т. XXIII, № 16 913]. Слова в скобках указывают на то, что этот герб Иркутска был создан на основе существовавшей ранее городской иркутской печати конца XVII в. с изображением бабра, несущего в зубах соболя. В известном историческом книжном памятнике Сибири 1792 г. «Описание Иркутского наместничества» эта эмблема характеризуется так: «Звери сии для того удостоены изображением на печати, что первой, то есть бабр из всех в Сибире зверей режее, а второй, то есть соболь, как множеством и дороговизною своего рода, так и знаменитою торговлею, которая соболями очень славна в Иркутском наместничестве» [Описание…, 1988, с. 63].

Главным городом Иркутск выбрали неслучайно. Это был крупный торгово-промыш-ленный центр с населением около 9 тыс. человек. В городе действовали мужской и женский монастыри, девять церквей, пять училищ, большое количество торговых лавок, магазинов, гостиный двор, больница, кожевенные заводы, прядильня, стеклянная фабрика и другие необходимые для жизни крупного поселения заведения и предприятия. «Иркутская летопись» П. Пежемского и В. Кротова так повествует о главном гербе: «А сего года 26 октября [1790 г. – прим. авт.] Высочайше подтвержден. Он представляет в серебреном поле бабра, бегущего по зеленой траве и имеющего в челюстях своих соболя» [Иркутская летопись, 1911, с. 6]. В отношении бабра в Сибири ходили самые разнообразные слухи. В дореволюционной исторической литературе автором выявлены данные о неоднократном обсуждении его образа. Поэтому для понимания генезиса и характера необычного геральдического символа всех городов Восточной Сибири необходим небольшой исторический и историографический анализ.

Приступая к решению задачи, в первую очередь обратимся к малоизвестному свидетельству конца XVIII в.: «Бабр находится по Иркутской области из всех в Сибире зверей реже и превосходит своей крепостию и храбростию. Он имеет по беложелтоватой шерсти черноватыя поперечныя полосы неправильно расположенныя; ростом не превосходит большого волка. Все звери ужасаются и не переходят чрез след его; сколько же он не жесток и сердит, но здешния братские изредка убивают» [Описание…, 1988, с. 44]. О каком же звере пишет на страницах своей книги «О ходу в Персию…» московский купец и дипломат Ф. А. Котов в 1624 г.: «А что в Казбине (Казвин – город на севере Ирана – прим. авт.), зверь величеством болши лва, а шерстью глиннаст, а шерсть ниска, а по нем полосы черны поперег, а губа что у кота и прыск котовой, а сам черевист, ноги коротки, а длиною долог, а голосом велик и страшен, ногти что у лва» [Cловарь…, 1975, с. 62]. В 1623–1624 гг. Федор Афанасьевич Котов был отправлен с государственной казной в Персию. О его посольстве сохранился рассказ, писанный им самим или с его слов. Путешественник описал земли от Астрахани до Турции и Индии, народы Персии, их быт, одежды, сведения о местной флоре и фауне, а в качестве бабра – тигра, по всей видимости, бенгальского или закавказского. Действительно, некоторые тюркоязычные народы, населявшие Среднюю Азию и часть территорий Восточной Сибири, где в VI–X вв. н. э. господствовал Тюркский каганат, а это жители предгорий Тянь-Шаня, Алтая, Саян, истоков Лены и Енисея, издавна бабром называли тигра. В русско-персидском словаре слову «тигр» соответствует персидское «бабр». Оно распространено в тех местах Индии, Пакистана, Таджикистана, Ирана, Закавказья, где люди говорят на дари [Юргенсон, 1994]. Именно от племен Восточной Сибири русские землепроходцы-промышленники получили сведения о том, что тигры обитают в сибирских и дальневосточных землях. Они и переняли слово «бабр» для обозначения редкостного зверя. Из документов Нерчинского воеводства XVII–XVIII вв. следует, что бабров добывали в сибирских землях и само слово «бабр» часто использовали в речи: «…один бабр цена шесть рублев…» (1706) [ГАЗК, ф. 10, оп. 8, л. 57 об.], «…ясашной казны: шесть бабров на семнадцать рублев один бабр с ясашных иноверцев» (1732) [Там же, оп. 21, л. 105 об., 147]. Указывает на это и подьячий Посольского приказа Григорий Котошихин: «…а присылается из Сибири царская казна, ежегодь: соболи… бобры, рыси, песцы черные и белые, и зайцы, и волки, бабры, барсы…» [Котошихин, 1840, с. 93]. Немецкое слово «тигр» (tiger) пришло в русский язык после того, как восточные рубежи России обжили русские. Уже в XIX в. оно полностью вытеснило «бабра», впрочем, как и промысловики самого зверя. «…Сохрани господь встретиться с ним, деды наши уже бабра не захватили. Бабр раньше наших дедов поизвелся», – свидетельствовал горный инженер, прекрасный знаток даурской тайги, бытописатель старого Забайкалья А.А. Черкасов [Элиасов, 1980, с. 57]. Он дал более подробную характеристику таинственного зверя: «Вероятно, читатель уже догадался, какого зверя сибиряки называют бабром; да оно и не трудно для образованного человека. Ну, а если да мои заметки попадутся в руки только грамотному, да еще простолюдину, который прочтет – бабр и станет в тупик! В голове его быстро завертятся все известные ему звери, а этого не найдется, ручаюсь в этом. …Всего вероятнее, что он сначала почешет в затылке и скажет: «Это зверь не тутошний, поди-ка, заморской». …Оставаясь при старом мнении, я скажу ему, что бабр зверь не заморский, а просто попадающийся в Восточной Сибири и на р. Амур и что сибиряки бабром зовут без различия барса и тигра…» [Черкасов, 1867, с. 376]. Не обошел стороной бабра и труд иркутского вице-губернатора Н. В. Семивского: «Из Китайских владений чрез границу иногда перебегают бабры в Иркутскую губернию; особенно бывают нередко в краю Нерчинском; и случалось даже, что промышленные звероловы находили и убивали их неподалеку от Якутска» [Семивский, 1817, с. 31].

Эти и другие свидетельства дают четкое представление о том, какое животное 200 лет назад русские землепроходцы называли бабром. Столичные художники Герольдии хорошо знали, кто такой бабр. Они списали его образ со старых иркутских печатей, в том числе с изящно выполненной миниатюры на печати «Ее Императорского Величества Сибирской губернии г. Иркутска» 1721 г. [РГАДА, ф. 281, д. 4945–4965], где имеется надпись «Бабръ». Со знанием дела и всей ответственностью отнеслись администрации учрежденных в наместничестве городов к созданию новых городских гербовых печатей. На их оттисках на документах Нерчинского воеводства изображено животное семейства кошачьих, держащее соболя в зубах. На щите герба зверь изображен полностью соответствующим образу тигра, в том числе в правильной цветовой гамме.

В результате все учрежденные 26 октября 1790 г. забайкальские гербы, за исключением герба Нерчинска, имели в верхней части иркутский губернский символ, но не со странным животным, а бабром-тигром местной популяции или приходящим на север из ближних азиатских стран. Будучи божеством у орочонов, с давних времен тигр обитал в Восточной Сибири, а затем был практически истреблен человеком. Нынешний амурский, или уссурийский, тигр – прямой его потомок, гордость живой природы России. Во второй половине XIX в. в связи с реформой геральдики в России при создании нового герба Иркутской губернии возникло непредвиденное. Слово «бабр» через 88 лет на Руси было забыто, и сотрудники Гербового отделения Департамента герольдии приняли его за искаженное «бобр». В среде чиновников и исследователей на полтора века возникла путаница. Сибиряки странного зверя в основном принимали за хищное ископаемое, мифическое или начисто истребленное русскими промысловиками животное, именуемое бабром.

В наместническом гербе Сретенска есть еще одно животное, которое бабр несет в зубах – это соболь. Обратимся к его образу. С самого начала освоения Сибири соболь считался не только «мягким золотом» (мягкой рухлядью), обогащающим русскую казну, но и материальным символом Сибири. Изображения соболей были помещены на территориальных печатях начала XVII в. «Сибирское царство», «Сибирский приказ» 1696 г., «Сибирская губерния» 1710 г., в гербе Сибирском 1729 г., а также на печатях и знаменах воинских формирований XVIII в. «Соболю мы до известной степени обязаны присоединением этого края к России», – писал иркутский купец 2-й гильдии А. И. Швец [Швец, 1911, с. 1]. Он сообщал о напрасном истреблении соболя и залежах его шкур в кладовых Сибири во времена ее интенсивного освоения. Один только ясак сдавался до 5 тыс. сороков, или 200 тыс. штук. «Мягкую рухлядь» собирали для казны в таком большом количестве, что, несмотря на громаднейшие караваны, которые отправляли в Пекин и Ургу, большая часть мехов все-таки оставалась преть и портиться в кладовых [Там же, с. 2]. В разных местах Сибири и на Дальнем Востоке соболь, как и белка, относилась у аборигенов к «ядомым» (съедобным) зверям. «Камчадалы, к примеру, убивали соболей не для меха, который считали хуже собачьего, а более для мяса, которое употребляли в пищу» [Там же, с. 12]. Итак, соболь – доминирующий территориальный символ Сибири на протяжении веков с самого начала ее освоения русскими, особенно значимый промысловый зверь и главнейшее сибирское сырье.

В нижней части герба Сретенска расположен собственный городской герб: «В голубом поле положенные слитки серебра в знак того, что в округе сего города находятся серебряныя руды, где и сплавливаются». На сереброплавильных заводах, рудниках и месторождениях Восточного Забайкалья добыча серебра продолжалась почти полтора столетия. С 1704 по 1803 гг. серебряные заводы края выдали России 22 405 пудов серебра. Но добыча драгоценного металла не помогла Забайкалью превратиться в процветающий в экономическом и культурном отношении регион. После почти десятка лет существования Сретенска в статусе города, он с 1798 г. на 50 лет он стал волостным селением. Экономически неразвитым бывший город оставался до возникновения в нем пароходства, когда личное участие в создании Амурской флотилии принял генерал-губернатор Восточной Сибири Н.Н. Муравьев-Амурский.

В первой четверти XVIII в. в соответствии с военными реформами Петра I в Сибири возникли крупные блоки укреплений, включающие форпосты и крепости. Немногим раньше в регионе были созданы и учреждены территориальные печати, на основе изображений которых были созданы городские гербы. Сретенск такой печати не имел. В отличие от Нерчинска или других городов Сибири XVII в., где первичной являлась печать города, а вторичным – созвучный с печатью рисунок герба, герб Сретенска является первичным. Печать города с собственным гербом стала вторичной. Город был удостоен печати «Городнических дел г. Стретенска» в 1798 г. [ГАЗК, ф. 272, оп. 1, д. 10, л. 93]. Прекрасно сохранившаяся за 200 с лишним лет миниатюра представляет двуединое изображение, которое повторяет искусно выполненный полный герб города. Это образ тигра (наместнический герб), бегущего по серебряным слиткам в гербе самого города. Печатью заверяли документы Стретенского уездного казначейства, главным образом расходные книги по перевозкам различного провианта и других необходимых молодому городу товаров. Наряду с этим на протяжении XVIII–XIX вв. Сретенск использовал печать главного города даурской земли – Нерчинска – с изображением летящего орла, держащего лук тетивою вниз, в качестве официального общеупотребительного территориального символа региона.

Печати ставились на сложенном пакетом документе, в конце текста документа или на конверте, в котором он находился. Матрицы были односторонними и двухсторонними, с ушком или отверстием для шнурка, без ручки, которая стала применяться значительно позднее. К изготовлению печатей привлекались талантливые мастера, поскольку создание надписей по окружности и центрального изображения требовало ювелирной точности.

К середине XIX в. практически все учрежденные города Восточной Сибири постепенно приобрели свои гербы. Составители гербов вновь основанных уездных городов Тобольского и Иркутского наместничеств стремились каждому геральдическому знаку придать определенное смысловое значение с соответствующим описанием. Все символические образы достаточно наивны, в большинстве своем они отражают ремесленную или торговую жизнь города, главное занятие населения и события города, местоположение, а также характерные черты флоры или фауны.

В 2012 г. благодаря творческой работе Союза геральдистов России в соответствии с Методическими рекомендациями Геральдического совета при Президенте Российской Федерации по разработке и использованию официальных символов муниципальных образований произошло возрождение и утверждение исторического герба г. Сретенск, а также флага города. Символика утверждена решением Совета городского поселения «Сретенское» от 6 сентября 2011 г. № 174 и внесена в Государственный геральдический регистр Российской Федерации под № 7235 (герб) и 7236 (флаг). Ее описание гласит: «В лазури три серебряных овальных слитка, один над другим, увеличивающихся сверху вниз». Реконструкция исторического герба показывает историческую преемственность поколений сретенцев, бережное отношение к своему прошлому и традициям. Серебряные слитки в гербе города указывают на исторический промысел региона. Серебро – это символ чистоты, совершенства, мира и взаимопонимания. Лазурь (голубой цвет) – символ чести, благородства, духовности, возвышенных устремлений; цвет бескрайнего забайкальского неба и водных просторов.

Библиографический список

Винклер П. П. Гербы городов, губерний, областей и посадов Российской империи, внесенные в Полное собрание законов с 1649 по 1900 г. – СПб.: Изд. И. И. Иванова, 1900. – 222 с.; Иркутская летопись / П. И. Пежемский, В. А. Кротов; предисл., добавл. и прим. И. И. Серебреникова // Труды Восточно-Сибирского отделения Русского географического общества. – Иркутск, 1911. – № 5. – С. 6; Котошихин Г. К. О России в царствование Алексея Михайловича. Сочинение Григория Котошихина. – СПб.: Императорская археографическая комиссия, 1840. – С. 93; Описание Иркутского наместничества 1792 г. – Новосибирск: Наука, 1988. – 254 с.; ПСЗРИ-1, т. XXIII, № 16 913; т. XXI, № 15 327, 15 680; Семивский Н. В. Новейшие, любопытные и достоверные повествования о Восточной Сибири, из чего многое доныне не было всем известно. Напечатаны по Высочайшему повелению от беспримерных щедрот Всемилостивейшего государя императора. – СПб.: Военная тип. Главного Штаба Его Императорского Величества, 1817. – 183 с.; Словарь русского языка XI–XVII вв. / АН СССР; Ин-т русского языка. – М.: Наука, 1975. – Т. 1. – 305 с.; Соболева Н. А. Старинные гербы российских городов. – М.: Наука, 1985. – 176 с. – (Страницы истории нашей Родины); Черкасов А. А. Записки охотника Восточной Сибири. – СПб.: Изд-во С. В. Звонарева, 1867. – 707 с.; Швец А. И. К вопросу о хищническом истреблении соболя в Сибири: краткий очерк. – Иркутск: Электротипография Р. М. Мейеровича, 1911. – 55 с.; Элиасов Л. Е. Словарь русских говоров Забайкалья / СО АН СССР, Бур. фил. Ин-та общ. наук. – М.: Наука, 1980. – С. 57; Юргенсон Г. А. Бабр – это тигр // Забайкальский рабочий. – 1994. – 20 дек.

Сретенск / гл. ред. К. К. Ильковский; отв. ред. Н. Н. Константинова, О. Ю. Черенщиков. – Чита: Забайкал. гос. ун-т, 2014. – С. 36–39. – (Альбомная серия «Энциклопедии Забайкалья»).