Выдающийся государственный деятель России Михаил Михайлович Сперанский (1.1.1772–11.2.1839) в памяти потомков остался как человек, предпринявший попытку перейти к конституционной монархии и ликвидировать крепостное право, опираясь на поддержку и понимание императора Александра I. Если бы молодой самодержец тогда не дрогнул и остался последовательным и твердым в своих убеждениях, сколько бед миновало бы Россию.
Сын священника, выпускник Петербургской духовной академии, он остался там преподавателем, очень быстро продвигался по служебной лестнице. В 1797–1803 гг. служил секретарем канцелярии генерал-губернатора Сената. Недюжинные способности, широчайшая эрудиция, работоспособность и аналитическое мышление позволили молодому М. М. Сперанскому в 31 год стать директором департамента Министерства иностранных дел, в 1808 г. – статс-секретарем императора. План преобразований в государстве, который назывался «Введение к уложению государственных законов», он составил по заданию Александра I. Реализация его позволила бы без революционных потрясений ограничить монархию и, главное, уничтожить позорящее Россию крепостное право. Его деятельность вызвала сильную критику со стороны наиболее реакционной части дворянства. Противники реформы сумели так повлиять на императора, что в 1812 г. М. М. Сперанского не только отстранили от дел, но и сослали в Нижний Новгород. При этом он был обвинен в шпионаже в пользу Наполеона. В ссылке Сперанский вынужден был раскаяться в своем либерализме.
В 1816 г. Сперанский был назначен гражданским губернатором в Пензе. Новое назначение сибирским генерал-губернатором в 1819 г. уже было доказательством того, что опала и неприязнь со стороны первых лиц государства в прошлом. Император Александр I перед новым сибирским начальником поставил грандиозные задачи: провести всеобщую ревизию, наказать виновных и осуществить перестройку управления, которая вошла в историю России как Сибирская административная реформа Сперанского 1822 г. Генерал-губернатор в короткий срок (1819–1921) блестяще справился с ними. Во время ревизии удалось выявить массовые злоупотребления властью, казнокрадство, взяточничество, укрывательство виновных. В итоге 2 губернатора, 48 высокопоставленных чиновников были преданы суду, от должности отстранили и уволили 681 чиновника [Лучинский, 1900, с. 811–812]. Главным итогом ревизии стало то, что виновные понесли наказание, в том числе вернули в казну 3 млн р. в виде штрафов. Бескомпромиссность, с которой М. М. Сперанский провел ревизию и наказал казнокрадов, вызвала не только уважение, но и удивление сибиряков, привыкших к злоупотреблениям чиновников всех уровней. В процессе проведения ревизии он подготовил ряд проектов по перестройке управления. Будущий декабрист Г.С. Батеньков оказался энергичным и деятельным помощником М. М. Сперанского. Они продумывали и обсуждали проекты по перестройке управления. В результате были разработаны 10 законодательных актов о Сибири – особого «Сибирского учреждения». Оно регламентировало многие аспекты жизни сибирского населения: крестьян, горожан, казаков, инородцев, ссыльных. Сибирь была разделена на Восточно-Сибирское и Западно-Сибирское генерал-губернаторства, что позволило сделать управление гораздо более мобильным. Реформа Сперанского подвела определенный итог в желании правительства оптимально решить вопросы административного устройства огромной территории. Он пытался совместить территориальный и отраслевой принцип, коллегиальную и единоличную формы управления. Особое значение имеют «Учреждения для управления сибирских губерний», «Устав об управлении инородцев».
Сибирский период жизни М. М. Сперанского можно изучать, читая его дневники, письма к дочери и другим близким ему людям. В 1872 г. в Санкт-Петербурге была опубликована книга В. Вагина «Исторические сведения о деятельности графа М. М. Сперанского в Сибири с 1819–1821 г.». В числе источников использовались дневник, который он вел во время путешествия в Сибирь с 31 марта 1819 г. по 8 февраля 1821 г., письма разных лет, черновики, устные рассказы и архивные документы. В длительное путешествие он выехал 22 мая 1819 г., 29 августа прибыл в Иркутск. Останавливался и проводил ревизию во всех крупных городах, пробыл месяц в Тобольске. Отдохнув от утомительной дороги, в феврале 1820 г. отправился в Кяхту. Китайская торговая слобода Маймачен и Кяхта произвели на него хорошее впечатление. В письме дочери 18 марта он написал: «Вчера был на празднике у китайцев, в торговой их слободе Маймадчинах. Какая узорчатость. Какая странная узорчатость. Это лихорадочный бред, неизъяснимое смешение блестящих мелочей, уютности и порядка в частях и смеси в целом» [Сперанский, 1869, с. 106]. Общение со старым товарищем Галаховским, кяхтинским бургомистром Н. М. Игумновым и другими позволило многое узнать о нуждах процветающей торговой слободы для принятия решений о развитии торговли, в том числе приграничной. Далее он сообщал: «Сегодня отправляюсь отсюда прямо в Нерчинск. По счастью зима здесь стоит постоянная… По сему я имею всю надежду совершить путешествие с успехом. Я буду первый начальник, который посетит Нерчинск. Хотя первенство сие не возбуждает моего честолюбия, но возбуждает надежду, что путешествие сие будет полезно и утешительно обывателям того края. Кто знает, какой плод принесет семя, брошенное на сию землю? Впрочем, в Сибири и так далеко не бывают два раза в жизни, потому должно в один раз сделать все что можно» [Там же, с. 114]. С такими мыслями и желаниями направился инспектировать г. Нерчинск и Нерчинские заводы новый генерал-губернатор. По дороге из Кяхты он заехал в Гусиноозерский дацан (ламайскую кумирню), где его встречали Бандидо-лама, 150 лам и селенгинские буряты. До Читы ехал на летних повозках, отмечая, что идет сплав тяжестей по Ингоде и Шилке до Бянкинской. В Нерчинске отметил малолюдство, незначительную торговлю купцов пушниной. В делах местного управления поразили его бедность и невежество, но особых злоупотреблений не заметил. После Бянкинской станицы «поворот на правую сторону через реку идет через горы к Нерчинским заводам. ...Дорога во многих местах усеяна каменьями, с гор падающими, особливо две последние станции. Спуск к заводам есть действительный спуск в ад» [Вагин, 1872, т. 1, с. 58].
В конце февраля М. М. Сперанский прибыл в Нерчинский Завод, осматривал его, знакомился с горной администрацией, встречался с жителями. Спускался в штольню расположенного рядом Воздвиженского рудника. В письме к дочери он написал так: «Вчерашний день, 29 февраля я возвратился сюда из преисподней, из Нерчинских заводов, где спускался на 36 сажень под землею, чтоб видеть своими глазами последнюю линию человеческого бедствия и терпения. Ничто не может быть поучительнее сего впечатления» [Вагин, 1872, т. 1, с. 58; Сперанский, 1869, с. 111]. В своем дневнике генерал-губернатор отметил: «Ужас сего места – процессия в стране мертвых со свечами; контрастность мальчиков и их голосов, работающих вместе с преступниками» [Вагин, 1872, т. 1]. М. М. Сперанский находит в бедственном состоянии не только каторжан, но и горнозаводских крестьян и рабочих. По мнению сибирского генерал-губернатора, Нерчинские заводы находились в жалком состоянии: «Каждое заводское селение было соединение хижин в виде сущей бедности. Строения – развалины. Одежда – род шинели, виденной в Енисейском уезде…» [Там же, л. 58]. В письме Гурьеву он написал: «Заводских крестьян я нашел в бедности, не в столь крайней, но в бедности» [Там же]. В отчете о поездке Сперанский обозначил необходимость преобразования быта горнозаводских крестьян и тот факт, что «нерчинское» серебро, его добыча стоят очень дорого. Начальник Нерчинских горных заводов Степан Алексеевич Аистов разделял мнение М. М. Сперанского о положении крестьян и рабочих. Он сделал предложения по улучшению положения, которые рассматривались в горном совете, но генерал-губернатор не счел их существенными. М. М. Сперанский считал, что такая ситуация – не результат злоупотреблений горной власти, а «действие физического положения заводов» [Там же]. В вину начальству он ставил то, что «оно не умело или не хотело представлять их в настоящем виде». Не лучше заводских селений были и сами заводы – те же хижины и развалины. Также он отметил, что обыкновенной болезнью является чахотка, «при всякой перемене года бывает поветрие, особенно горячка с поносами» [Там же]. На обратном пути на р. Ингода повозка, в которой ехал М. М. Сперанский, провалилась в полынью, но губернатор в этой ситуации проявил хладнокровие. Ямщик с сопровождающим сумели ее вытащить. По рассказам очевидцев, М. М. Сперанского встречали за Байкалом как бога, чиновники Нерчинского Завода даже собирались поставить ему памятник [Алферина, 2004, с. 34].
Большую часть жизни в Сибири генерал-губернатор провел в Иркутске. Из столицы Восточной Сибири он отправил в Нерчинский Завод письмо С. А. Аистову, в котором соболезнует ему, еще не оправившемуся от тяжелой болезни, и обещает выслать иркутских врачей. Благодарит за сведения по заводской части, отмечает стремление С. А. Аистова принять меры к улучшению положения на заводах: «они заставят меня содействовать вашим благоразумным и хозяйственным распоряжениям» [ГАЗК, ф. 31, on. 1, д. 543, л. 1690–1691]. Кроме того, М. М. Сперанский ходатайствует о том, чтобы вновь не «употребляли в работы» находящихся на каторжных работах Фрейденберга и французского офицера Перрена. Он вспоминает, что познакомился с последним у Кандинских и нашел его «дряхлым и почти слепым». Заканчивает же письмо словами «Примите свидетельство совершенного почитания, с коим честь имею быть» [Там же]. Это письмо многое говорит о М. М. Сперанском как о человеке достаточно добром, отзывчивом и деятельном, особенно в сравнении с отношением «сибирских сатрапов» к людям, находившимся ниже их по служебной лестнице.
Верстка сайта Vesna