14 декабря 1825 г. ни Константина Игельстрома, ни Александра Вегелина не было на Сенатской площади Санкт-Петербурга. Двоюродные братья – один в чине капитана, другой поручика – служили в Литовском пионерном батальоне в Белостоке. Этот батальон входил в состав Литовского отдельного корпуса, главнокомандующим которого был цесаревич Константин.
Игельстром и Вегелин были членами Тайного общества военных друзей, созданного в начале 1825 г. с целью просвещения и взаимной помощи. Через 10 дней после событий в Петербурге, 24 декабря, роты пионерного батальона, построенные в каре, должны были присягнуть Николаю I. Но после прочтения манифеста солдаты закричали: «Ура Государю Константину Павловичу!» Особое неповиновение оказали 1-я рота под командованием капитана Игельстрома и 3-я рота под командованием поручика Вегелина [Каменщикова, 1996, с. 21–22]. То, что для возмущения войск были выброшены те же лозунги, которыми инициаторы восстания пытались привлечь солдат, действовавших на Сенатской площади (уменьшение срока военной службы и увеличение жалования), указывало на связь Тайного общества военных друзей с тайными организациями Петербурга [Кубалов, 1925, с. 287–288]. Через два дня Игельстром и Вегелин были арестованы и привлечены к суду военной комиссии.
Особым военным судом А. Вегелин и К. Игельстром приговорены к смертной казни, но по ходатайству великого князя Константина Павловича, который к тому же был крестным отцом Игельстрома [Декабристы, 1906, с. 108], по высочайшей конфирмации от 15 апреля 1827 г. «за участие в возмущении против высочайшей власти… лишаются чинов и дворянства… с преломлением над головами их шпаг и ссылаются в Сибирь в каторжную работу на 10 лет…» [Цит. по: Кубалов, 1925, с. 288]. По окончании ссылки предписано оставить их в Сибири на поселении. В 1827 г. из Петербурга Вегелин и Игельстром отправлены с жандармом до Тобольска. Из Тобольска до Иркутска и далее до Читы они следовали по этапу в цепях пешком с партией каторжников. В Читинский острог доставлены 15 февраля 1828 г., а в 1830 г. переведены в Петровский Завод.
Оба они были радушно приняты в общество декабристов и старались быть полезными, чем могли. Игельстром заинтересовался практической медициной и стал одним из самых усердных помощников доктора Вольфа. Кроме того, он отлично изучил портняжное мастерство, а также в течение полутора лет в Петровском каземате заведовал хозяйственной частью товарищеской артели [Декабристы, 1906, с. 108–109; Кубалов, 1925, с. 289]. Был он и любителем музыки – именно для Игельстрома Вегелин при посредничестве жен декабристов просил своих родственников прислать флейту и ноты [Письма…, 1916, с. 128–129]. Самому же Вегелину в 1832 г. было поручено наблюдение за общим огородом в Петровском Заводе, семенами для которого его снабжали брат и сестра [Письма…, 1916, с. 145, 148; Кубалов, 1925, с. 290].
По своему характеру братья были разными. Игельстром, по свидетельству современников, был прекрасным и верным товарищем, отличался беззаботностью и весельем, живым умом и горячим сердцем [Декабристы, 1906, с. 110]. Он оставался таким, несмотря на то, что его родные, и прежде всего отец, фактически отказались от него, не присылали в Сибирь ни писем, ни денег [Письма, 1916, с. 145–146, 149]. Вегелин характеризовался стойкостью и последовательностью своих нравственных и политических принципов. «Доктринер по натуре, он везде был важен и серьезен, смотрел на все критическим взглядом, выражался докторально. Товарищи по тюрьме и ссылке прозвали его “диктатором”» [Декабристы, 1906, с. 75]. По мнению Д.И. Завалишина, это даже привело к попытке Вегелина совершить самоубийство: «Вегелин отравился из глупого тщеславия, над которым постоянно смеялись и которое оскорбляли. Приняв сильный прием яда, он изменил себе только тем, что захотел проститься со мною, «единственным человеком, которого уважал», как выразился. Странность прощания возбудили мою догадку о причине. Я заставил его сознаться и принять немедленно бывшее под рукою противоядие, но все-таки последствия яда долго еще держали его между жизнью и смертью» [Завалишин, 1906, с. 303]. Однако вполне вероятно, что истинной причиной попытки самоубийства Вегелина было переживание за судьбу своих родных и особенно матери, от которой скрывали то, что сын был осужден и отправлен на каторгу. По крайней мере в письмах жен декабристов к родным Вегелина факт этих душевных терзаний описывается довольно часто [Письма…, 1916, с. 125, 128, 133, 137, 138, 141].
По указу от 8 ноября 1832 г. Вегелин и Игельстром были переведены на поселение, но в разные места. Константин Густавич Игельстром покинул Петровский Завод 12 января 1833 г. Вегелин очень тяжело переносил разлуку с братом, в письме Марии Ивановне Козенс он сообщал: «Вы можете себе представить, как должен был я страдать, прощаясь с ним в последний раз! В течение 22 лет мы были с ним почти неразлучны, несчастье… удвоило нашу связь, и теперь я не знаю даже, куда он отправлен на поселение» [Письма…, 1925, с. 122]. Игельстром был поселен в с. Тасеевское Канского округа Енисейской губернии. Уже на следующий день он получил письменное наставление из восьми пунктов от канского земского исправника Шевелева, в котором ему предписывалось соблюдать строгие правила. В письме своему другу А. Крюкову Игельстром так сообщал об этом: «Итак, от меня требуют, чтобы я пахал землю; я пробыл 10 лет в кадетском корпусе, 10 лет в военной службе и 7 лет в разных тюрьмах – спрашиваю, где я мог научиться сельскому хозяйству? Но ежели бы я и знал его, то каким образом могу я обрабатывать землю, которая в 20 верстах от селения, когда каждый раз, что мне надобно ехать на пашню, я должен за 170 верст посылать испрашивать позволения. Прочие же предприятия запрещены; что же мне остается делать для доставления себе куска хлеба? Просить помощи у отца? А ежели отец мой не в состоянии к улучшению жизни моей сопутствовать? Итти в работники? – Из хлебов не возьмут. Мне запрещено иметь огнестрельное оружие, а я живу в 28 верстах от Троицкого солеваренного завода… Летом уходят из Троицкого завода работники и являются в Тасеевское грабить… прибавь ко всему этому ужас одиночества и ты будешь иметь понятие о поселении. Ежели положение сие не изменится, то честью тебе клянусь, есть от чего с ума сойти» [Цит по: Кубалов, 1925, с. 293–294]. Как человек, не имеющий своего хозяйства, Игельстром вынужден был ютиться на частной квартире. Его ежедневный рацион составляли каша на воде, три–четыре отварных картофелины, две свеклы, хрен, разведенный на пивном уксусе, иногда ячменный кисель. За все это поселенец платил 15 р. в месяц. Позднее он подыскал для себя деревянный дом, оцененный в 75 р., ремонт которого обошелся еще примерно в такую же сумму [Там же, с. 294]. Нет ничего удивительного в том, что, получив в конце 1834 г. предложение от двоюродного брата Александра Вегелина переехать к нему, Игельстром тотчас же обратился с прошением об этом к Бенкендорфу. Разрешение это было получено, и 16 июня 1835 г. он приехал в селение Сретенское Нерчинского округа, где проживал Вегелин с приехавшими к нему к тому времени сестрами [Там же, с. 295].
Александр Вегелин покинул Петровский Завод в конце января 1833 г. В письме своей сестре Софье Ивановне Засс 25 февраля 1833 г. он передал свои впечатления о дороге до Сретенска: «…С обеих сторон вовсе непривлекательные горы, с весьма бедною растительностью, в продолжении первых 18 верст изредка встречались лиственница и березняк. После проехали скудную деревушку, из 20 или немного более хижен состоящую, где переменив лошадей, отправились до другой деревни, еще беднее и гораздо менее, все сие пространство на 28 верст надо было проезжать через долину, где изредка и то вдали виднелся лес и несколько юрт тунгусских; от сей же деревушки несколько дорога делается разнообразнее, едут речкою, коей берега довольно красивы: высокие и большею частью отвесистые скалы поражают взор и своим разнообразием, и даже уродливостью невольно заставляют их рассматривать: не доезжая последних 3 верст, выезжаешь с этой речки на большую реку Шилку; тут все переменяется – Стретенское село является перед взором» [Письма…, 1925, с. 125].
Вегелин описывает Сретенск как деревушку, состоящую из девяти-десяти бедных домов, окруженную с трех сторон большими горами, на которых ничего более не растет, кроме небольшого березняка, с четвертой же стороны протекает р. Шилка. О климате Вегелин сообщает, что в середине марта морозы еще не уменьшаются и утрами доходят до минус 25 градусов, при столь сильных морозах ежедневно дует еще северный ветер, так как место открыто на четыре версты, по которому и протекает р. Шилка под высокими горами, как бы составляя трубу. Весною беспрерывные туманы, внезапная перемена температуры, переходящая от холода к теплу, вызывают сильнейшие лихорадки. Не имея никакого медицинского пособия, многие мучаются по целому году, а для лечения используют любое средство, которое часто придумывают сами.
По словам Вегелина, одна из особенностей Сретенска – дороговизна товаров. Например, «пуд ржы 2 р., к весне будет дороже, пшеницы 4 р., ярицы 1 р. 90 к., гречишная крупа – 2 р. 40 к., мясо пуд – 3 р. 50 к., летом же 4, пуд картофелю 1 р. 50 к., масло 22 р., работник на хозяйственных харчах 5 р. В месяц лошадь крестьянская порядочная от 50 до 60 р., корова хорошая 25 р., рыба здесь почти не ловится. Пушной товар почти в одинаковой цене, как во всей Сибири, т. е. белка от 70 к. до 1 р., лисица красная 8 р., черно-бурая 25 р., соболь лутчий 25, старой медведь 12 р. и 15 р., молодой 5 р.» [Там же].
В Сретенске Вегелин снял квартиру. Хозяйкой дома, по его словам, была добрая старушка, лет 60 – дочь бывшего начальника всех горных заводов при Екатерине II, бригадира Барбота де Марни, мать ее была дочерью генерал-аншефа Бранта. Судьба сыграла с ней злую шутку: потеряв двух мужей, которые были чиновниками горного ведомства, и оставшись после последнего в совершенной нищете с тремя дочерьми, вынуждена была выйти замуж за прежде бывшего работника. Вегелин договорился платить хозяйке 45 р. в три месяца за дом и стол, но не прошло еще и месяца, а она уже стала поговаривать, что откажет в аренде, если он не согласится увеличить плату на 10 р. Как он отмечал, завести самому хозяйство – купить дом и прочее – нет никакой возможности. В нанятой квартире надо было все купить: от маленького гвоздика до большого стола, так как в комнате кроме стен ничего не было, необходимые вещи нельзя было купить по причине их дороговизны: простой столик, даже не выкрашенный, стоил 5 р., стул, который едва можно назвать стулом, – 3 р. В письме от 29 сентября 1833 г. к М. И. Козенас он сообщает, что, не найдя нигде столяра и стекольщика, должен был сам их заменить. И с удовлетворением отмечает, что обучение в Петровском и Чите пригодилось здесь: он сам себе сделал к окнам рамы и сам же вставил стекла [Там же, с. 129].
В письме сестре Софье Вегелин дал подробное описание своих занятий: обычно день начинался очень рано, почти с восходом солнца. Попив чаю и наведя в комнате порядок, Александр Иванович занимался до самого обеда обучением грамоте мальчика Саши, который ему прислуживал. По словам Вегелина, он имел неимоверные способности и прилежания. В три месяца научился бегло читать, знал четыре правила арифметики, очень хорошо писал. В полдень, после простого обеда, состоящего из двух блюд, Александр Иванович обычно ложился спать на час или полтора, потом опять занимался со своим учеником, после ходил гулять, прийдя, до вечера перечитывал старые книги, вечерами сидел на крыльце до поздних сумерек или работал в своем маленьком огороде, поужинав, опять что-нибудь читал или писал до поздней ночи. Дни были похожи один на другой, отличалось только воскресенье – в этот день Вегелин не занимался со своим учеником.
В одном из писем Вегелин отмечал, что с момента прибытия в Сретенск он беспрестанно чем-нибудь болел – сказывались и плохой климат и обстановка, в которой он проживал. «…Странное одиночество опять со мною и впереди меня», – писал он [К России…, 1976, с. 200]. Не раз в своих письмах он говорил о том, что был бы рад оставить Сретенск, просил ходатайствовать о переводе его в какой-нибудь из южных городов Тобольской губернии: Курган, Ялуторовск или Ишим. Но постепенно он втянулся в обустройство своего хозяйства, просил сестру выслать ему семена огурцов, петрушки, свеклы, капусты и для опыта «зерн арбузных и дынных». Приготовив все для будущего посева, Вегелин решает на время оставить просьбы о переводе из Сретенска, так как, по его словам, при переезде он должен будет бросить все свои начинания, а это приведет к совершенному расстройству его материальные дела. Часто пишет о том, что без помощи своих родственников и друзей он бы не выжил в Сретенске: «…Не знаю, каким способом мог бы найти кусок хлеба? Ибо даже протянув руку, просить его ради, то вряд ли мог оным пропитаться. Жители села сами в нужде, и многие в сие время не имеют его...» [Письма…, 1925, с. 139]. Чтобы хоть немного поправить свое положение, Вегелин просит у правительства разрешения на составление ревизской переписи в волости. Он объясняет, что если бы его допустили сделать в волости ревизскую перепись, она дала б ему занятие на всю зиму и принесла прибыль до 400 р. Вегелин получил позволение, но с тем, чтобы ни шагу не отлучаться из села, в котором поселен. Далее он сообщает, что ни под каким видом не позволяется завести школы или обучать нескольких детей, можно было бы заняться охотой, но иметь огнестрельное оружие тоже запрещено.
Александр Иванович в письмах к родным рассказывает о занятиях жителей Сретенска. В письме брату Эмилию Ивановичу Вегелину 11 марта 1833 г. он пишет, что крестьяне той деревни, где он поселен, занимаясь с давних лет звероловством и находя в то время более выгоды от охот, нежели от пашен, вовсе ею не занимались; с увеличением народонаселения в Сибири увеличилось также число промышленников, и зверь удалился вовсе от этих мест, поэтому уже несколько лет сряду от этого промысла не получают никакой выгоды, ибо, по его выражению, «весьма мало находят зверей» [Там же, с. 128]. В письме к двоюродному брату К. Г. Игельстрому он описывает нравы забайкальских торговцев, которые наживаются на нищете крестьян. Из года в год «...купец дает в кредит, А и Б… берут; купец уверяет всех, что разоряется, а с тем вместе выстраивает огромные дома, увеличивает лавки, старый окованный сундук переменяется, прежний мал для поклажи того, что все называют богатством, а забайкальский торговец – разорением. На А и Б долг год от году увеличивается, но и, сказать правду, не очень крестьяне о том тревожатся, разве настанет черный год...» [Декабристы…, 2006, с. 146].
По словам Александра Ивановича, «все тяготы можно было бы легче переносить, если бы он был поселен с добрым товарищем, тогда бы над одним посмеялись, над другим не допустили бы мыслям остановиться. …А быть совершенно одному, в продолжении целых дней, месяцев, не проговорить слова – тягостнее всего» [Письма…, 1925, с. 128]. Летом 1835 г. положение Вегелина изменилось. В Сретенск перевели Константина Игельстрома, но он скрашивал одиночество Вегелина около года. Не найдя возможности для заработка средств к существованию себе и брату, он просит шефа жандармов 3-го отделения ЕИВ А.Х. Бенкендорфа исходатайствовать ему перед государем разрешение переселиться на Кавказ [Декабристы…, 2006, с. 146–147]. Игельстрому было разрешено поступить в Отдельный Кавказский корпус рядовым в саперный батальон. На Кавказе он непрерывно участвовал в экспедициях против горцев. В начале 1843 г. вышел в отставку в чине поручика, однако ему было запрещено посещать обе столицы, за ним был установлен секретный полицейский надзор. Константин Густавович жил в станице Каменской, работал управляющим Донецкими питейными сборами, весной 1842 г. вступил в брак с Бертой Борисовной Эльзингк. Девять лет супружеского счастья вознаградили его за тяжелое прошлое. В 1851 г. он гостил у своей сестры Лаптевой в военном поселении Кременском, заболел и умер, там же и похоронен.
В 1837 г. Александр Иванович Вегелин также был переведен на Кавказ рядовым, служил в Кабардинском егерском полку. После амнистии 1856 г. жил в Полтаве, затем Одессе, заведовал минеральными водами. Умер в Одессе, похоронен на Всехсвятском кладбище.
Библиографический список
Декабристы. 86 портретов / сост. П. М. Головачев. – М.: Изд. М. М. Зензинова, 1906. – 294 с.; Декабристы. Архивы рассказывают / сост. Е. Ф. Калашникова. – Чита: ИПК «Забтранс», 2006. – 191 с.; Завалишин Д. И. Записки декабриста Д. И. Завалишина. – СПб.: Тип. «Сириус», 1906. – 464 с.; К России любовью горя: Декабристы в Восточном Забайкалье. – Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1976. – 256 с.; Каменщикова Э. Дело о монастырском заключении // Земля Иркутская. – 1996. – № 6. – С. 20–25; Кубалов Б. Члены «Тайного общества военных друзей» на каторге и поселении // Декабристы на каторге и в ссылке: сб. новых материалов и статей. – М.: Всесоюзное о-во политкаторжан и ссыльнопоселенцев, 1925. – С. 287–306; Письма А. И. Вегелина // Былое. – 1925. – № 5. – С. 120–138; Письма жен декабристов о Вегелине // Огни: История, литература. – Пг., 1916. – Кн. 1. – С. 121–156.
Сретенск / гл. ред. К. К. Ильковский; отв. ред. Н. Н. Константинова, О. Ю. Черенщиков. – Чита: Забайкал. гос. ун-т, 2014. – С. 46–49. – (Альбомная серия «Энциклопедии Забайкалья»).
Верстка сайта Vesna