В красивом звукосочетании Благодатское, или Благодатка, звучит покой и умиротворение, но по иронии судьбы место с таким названием стало местом «грустной юдоли земной», местом каторжных работ для государственных преступников, прославивших своим пребыванием Нерчинские рудники. Именно с Благодаткой связан самый трудный период жизни ссыльных декабристов на Нерчинской каторге.
Сюда в октябре 1826 г. прибыла первая партия из восьми декабристов-каторжан, осужденных по 1-му разряду: полковник Сергей Петрович Трубецкой, генерал-майор Сергей Григорьевич Волконский, полковник в отставке Василий Львович Давыдов, полковник Артамон Захарович Муравьев, капитан Александр Иванович Якубович, отставной подпоручик Андрей Иванович Борисов, подпоручик Петр Иванович Борисов и поручик Евгений Петрович Оболенский. Благодатский рудник представлял собой «деревню, состоящую из одной улицы, окруженную горами, более или менее изрытыми раскопками, которые там производились для добывания свинца, содержащего в себе серебряную руду. Местоположение было бы красиво, если бы не вырубили на 50 верст кругом лесов из опасения, чтобы беглые каторжники в них не скрывались; даже кустарники были вырублены; зимой вид был унылый» [Записки жены…, 1973, с. 315]. В Благодатском руднике декабристы содержались под охраной горной стражи в отдельном помещении – казарме, приспособленной под тюрьму. Декабристы в мемуарах давали подробное описание своей казармы. Е. П. Оболенский так описал это «строение семи сажен длины и пяти ширины»: «...в нем было были две избы, первая со входа назначалась для караульных солдат, вторая – для нас; в нашей избе… находилась огромная русская печь... направо вдоль всей избы устроены были три чулана, отделенные друг от друга дощатыми перегородками: к противоположной стене от двери устроена была третья комната… К трем первым чуланам вели две ступени, и у каждого чулана навешана дверь. Размер первых двух чуланов был: с правой стороны – три аршина с небольшим длины и аршина два ширины. Размер последнего чулана – длина та же, но ширина аршина четыре. Скоро мы разместились. Давыдов и Якубович заняли каждый по особому чулану, Трубецкой и я поместились вместе в третьем чулане. Трубецкой имел свою дощатую кровать в длину; моя кровать была устроена так, что половина моего туловища находилась под кроватью Трубецкого, а другая примыкала к двери; Волконский занял противоположную сторону, против Трубецкого. Муравьев и двое Борисовы поместились подобным образом в своей дощатой комнате» [К России…, 1976, с. 20]. Как определила в своих воспоминаниях М.Н. Волконская, это были «маленькие тюрьмы в стенах самой тюрьмы». План и цветной фасад этой казармы хранится в фондах Государственного архива Забайкальского края и совпадает с описанием Е. П. Оболенского [ГАЗК, ф. 31, оп. 5, д. 590, л. 13].
По прибытии у декабристов забрали деньги, все ценные вещи и книги. Как государственным преступникам всем, за исключением С. П. Трубецкого, была строго запрещена переписка. Декабристы ежедневно, кроме воскресенья, использовались на подземных работах в шахтах, в Крещенском провале. Тяжелые железные кандалы не только студили руки и ноги, но и в кровь натирали их. Трудились они в шахте на большой глубине, где держалась постоянная температура и было относительно тепло. «Работа начиналась в пять часов утра и в одиннадцать часов заканчивалась. С каторжниками у декабристов наладились простые человеческие отношения, те очень уважали их и нередко помогали выполнять дневную норму» [Гессен, 1976, с. 115]. По воспоминаниям М. Н. Волконской, «урочная работа была в три пуда руды на каждого».
Во избежание осложнений надзора в рудники декабристы направлялись в две смены, отдельно друг от друга. За свою каторжную работу они получали казенную плату – 4 к. за рабочий день и 1/2 к. за день болезни. Кроме этого, им выдавались по частям по мере надобности через заводское казначейство деньги, привезенные с собой, но хранящиеся у администрации [Кодан, 1983, с. 143].
Каторжан, содержавшихся в «тесной, грязной, отвратительной» тюрьме, мучили несметные полчища клопов и тараканов, из караульного помещения проникали дым от махорки и ругательства надзирателей. В феврале 1827 г., когда декабристам было запрещено вместе принимать пищу и зажигать в вечернее время свечи, они объявили голодовку. Конфликт сгладил начальник Нерчинских заводов Т.С. Бурнашев, специально посетивший Благодатку для расследования случившегося. Запрет на совместные обеды и зажигание свечей в своих комнатах на 2,5 часа после захода солнца был снят.
С приездом в Забайкалье коменданта Нерчинских рудников Станислава Романовича Лепарского декабристы перешли в его ведение.
В феврале 1827 г. на Благодатский рудник приехали первые две «отважные жены» – Мария Николаевна Волконская и Екатерина Ивановна Трубецкая, а весной того же года декабристов вывели из шахты на поверхность для разборки и переноски руды. Шахта Благодатского рудника – место тяжкого каторжного труда – была воспета. В поэме «Русские женщины» поэт Николай Алексеевич Некрасов описал героически-трогательное свидание М. Н. Волконской с мужем:
Я только теперь, в руднике роковом,
Услышав ужасные звуки,
Увидев оковы на муже моем,
Вполне поняла его муки,
И силу его... и готовность страдать!..
Невольно пред ним я склонила
Колени – и, прежде чем мужа обнять,
Оковы к губам приложила!..
По воспоминаниям М. Н. Волконской, свидание с преклонением колен и целованием кандалов мужа произошло в самой тюрьме в день ее приезда в Благодатку. В шахту же она спустилась на другой день, и тогда ей не удалось увидеть своего супруга [Записки жены..., 1973, с. 315]. Такое художественное преувеличение, незначительно отличающееся от действительности, поэт посчитал более красивым и эффектным. Их история «любви, смирения, веры» вдохновила и художника Карла Брюллова. По крайней мере именно его творчеству приписывается наполненная не только трагизмом, но и поэзией акварель «Сон декабриста Волконского».
К осени 1827 г. в Читинском остроге для размещения государственных преступников была построена временная тюрьма. По распоряжению коменданта Нерчинских рудников С. Р. Лепарского в сентябре 1827 г. декабристы двумя партиями на 13 подводах с усиленным конвоем в 12 человек были отправлены в Читу [Кодан, 1983, с. 145].
На Зерентуйском руднике Нерчинских заводов каторгу отбывали члены Общества соединенных славян Александр Евтихиевич Мозалевский, Иван Иванович Сухинов и Вениамин Николаевич Соловьев. Они прибыли на рудник одной партией в марте 1828 г. В документе «Список о летах и преступлениях вновь приведенных в заводы 8 марта 1828 г. ссыльных» в числе первых значатся: Вениамин Соловьев – 25 лет, Иван Сухинов – 32 года и Александр Мозалевский – 23 года [ГАЗК, ф. 31, оп.1, д. 903, л. 40]. А 10 марта 1828 г. в рапорте № 3494 шихтмейстер Нерчинской горной конторы Мелехин докладывал в Нерчинскую горную экспедицию о том, что отправленные предписанием Нерчинской горной экспедицией «вновь приведенные из города Нерчинска ссыльные Вениамин Соловьев со товарищи, всего три человека, в здешней конторе сего числа приняты сохранно, в списке… зачислены и употребляться в работах будут на поставленном порядке. А какого эти ссыльные росту, приметы и какая у них имеется казенная и собственная одежда… какие знают ремесла или грамоту, о том значит в приложенной у сего описи…» [Там же, л. 183].
Не сохранилось ни одного портрета с изображением отважного гусара Ивана Ивановича Сухинова. Но имеется документ с описанием его внешности: «...поручик Черниговского пехотного полка, 32 лет от роду… рост 2 аршина, 8 1/2 вершка (1 м 81 см – прим. авт.), лицом с бела смугловит, глаза серые, волосы на голове темно-русые, бороду бреет, у левой руки на плече рубец, и выше кисти… во время сражений от сабли рана, на левой ноге от контузии раны». Все небогатое имущество вновь присланных на момент их прибытия на Зерентуйский рудник было тщательно описано тюремной администрацией. Иван Сухинов имел: «...казенное: шуба овчинная, рубашка и портья холщовые, онучи суконные… Собственное – жилетка черного тонкого сукна… образ Божьей Матери… в медной оправе, шуба овчинная… шапка суконная синяя, рукавицы лайковые, полотенец холщовых 7, бритва одна… рубашек коленкоровых 3, полотняных 5, платков шейных: черный, белый, носовых больших полотняных 7, синих бумажных 3, подштанников холщовых 3, жилетов плисовый черный 1, белый 1, салфеток 2, брюк суконных темно-синих 1, черных с красною прошвою 1, серые 1, шароваров суконных серых 1, черных 1, трубка курительная, перчатки замшевые 1, получулочьев бумажных 5 пар, галстук плисовый, подтяжки лайковые, сапогов 4 пары, денег медною монетою 3 р. …» [Там же, л. 185–186].
Александр Мозалевский (ростом в «2 аршина, 9 1/2 вершка (1 м 86 см – прим. авт.), лицом смугл, глаза карие, волосы на голове темно-русые, бороду бреет») имел: «...казенное – шуба овчинная, рубахи и порты холщовые, онучи суконные... собственное: образов – во имя Спасителя на кипарисной теске, небольшая во имя Угодника Николая Чудотворца в серебряной оправе. Бекеша крымских овец крытой кашемиром... сюртуков – черный тонкого сукна – 1, капковый черный – 1... куртка серая тонкого сукна с бобровым воротником, таковая же куртка капковая, шароваров суконных серых – 2… рубах коленкоровых – 3, холстинковых – 7, подштанников холщовых белых – 2... платков шейных – 1, носовых полотняных – 6, бумажных синих – 7... полотенцев холщовых – 2, салфеток – 2, полу-чулочьев бумажных – 2, шерстяных – 5 пар, армяк верблюжьей шерсти, чемодан юфтевый, перчаток замшевых 2 пары, шапок кашемировых – 1, суконная синяя – 1, тюфяк тиковый – 1, потник шерстяной серый, простыня холщовая – 1, подушка холстинковая – 1, сапогов опойковых – 5 пар, башмаки тиковые – 1, трубка деревянная, оправленная оловом, кисетов – 2, подтяжки лайковые – 1, денег государственною пятирублевою ассигнациею 1819 г. за № 144.144 медною монетою два рубля». Благодаря женам декабристов они обзавелись еще и общим имуществом: «мерин сивый 8 лет – 1, при нем упряжа, как то – хомут – 1, узда – 1, седелко с чересседельником 1, вожжи – 1, дуги – 1, обшевки – 1, самовар в 1/2 ведра – 1, стаканов стеклянных – 1, оловянных – 2. Книг печатных русских: Часослов в 2 частях – 1, Новый Завет – 1, «Торжество Евангелия» в 3 частях – 1, «Церковные истории» в 2 частях – 1, «Духовное врачевство» в 2 частях – 1, «Сочинения» Озерова – 1, «Евгений Онегин» – 1, «Модная лавка» – 1… «О подражении Христу» – 1. Подпись Мелехин» [Там же, л. 183].
По прибытии на Зерентуйский рудник у декабристов А. Мозалевского, В. Соловьева и И. Сухинова тюремная администрация взяла образцы почерков. Они хранятся в Госархиве на бумаге желтоватого цвета размером в половину тетрадного листа. Нет сомнения, что Соловьев и Мозалевский, давая образцы своих почерков, писали тексты, надиктованные тюремной администрацией: «Должно Бога бояться, Государя почитать и властям повиноваться. Писал Александр Мозалевский» [Там же, л. 183]. И тот же самый текст с автографом Соловьева. При даче своего образца почерка Иван Сухинов начертал: «Счастливые сто крат, кто в неизвестной доле рождением сокрыт, и свободен в своей воле и может чувствами души располагать. Писал Иван Сухинов. Засвидетельствовал шихтмейстер Мелехин» [Там же, л. 184]. Можно предположить, что закованный в кандалы Сухинов не захотел писать верноподданнические слова и вывел израненной в боях рукой этот афоризм.
Во время пешего многомесячного пути Иван Сухинов, прошедший суровую школу Отечественной войны 1812 г. от рядового до поручика, имевший семь ранений, продумывал план организации восстания в ссылке. Близость Зерентуя к границе будоражила его воображение. Мозалевский и Соловьев были противниками замыслов Сухинова, предостерегали его не доверяться каторжным. План захватить оружие, уничтожить администрацию каторги и освободить всех заключенных не удался. Один из участников заговора, ссыльнокаторжный Казаков, будучи в алкогольном опьянении, 24 мая 1828 г. донес о нем управляющему Нерчинской горной конторой Черниговцеву. Заговорщики были схвачены. Военно-судная комиссия представила на утверждение коменданту Нерчинских рудников С. Р. Лепарскому приговор, в котором Сухинов, как организатор заговора, был приговорен к наказанию 300 ударами кнутом, клеймению лица и заключению в тюрьму. Лепарский же к этому времени получил от императора Николая I повеление судить заговорщиков по законам военного времени. Это означало, что Сухинова и наиболее активных участников надо было предать смертной казни. Приговор о смертной казни держался в тайне, но кто-то все-таки уведомил Сухинова о предстоящем наказании кнутом и клеймении. Желая избавиться от позорного для себя, как дворянина, наказания, он в ночь на 1 декабря 1828 г. повесился в тюрьме Нерчинского Завода. 3 декабря по приговору были расстреляны пять участников заговора, четверо наказаны кнутом с подновлением клейма на лице, девять человек – плетьми. Все время следствия Александр Мозалевский и Вениамин Соловьев находились по стражей. На допросах заговорщики показали, что ни Мозалевский, ни Соловьев о готовящемся заговоре не знали. Решением военно-судной комиссии А. Мозалевский был отправлен в Акатуй, а В. Соловьев – в Култуму [И дум..., 1980, с. 234]. В феврале 1830 г. их переправили в Читинский острог, а затем вместе с другими декабристами – во вновь построенную тюрьму Петровского Завода. По окончании срока каторжных работ Мозалевский и Соловьев были оставлены в Петровском Заводе.
Верстка сайта Vesna