Если Санкт-Петербург эпохи Петра был окном, прорубленным в Европу, то на противоположной стороне Русского государства и совсем в другой части света, в самом сердце Северной Азии, Нерчинск стал окном, прорубленным в величественную и загадочную империю Цин.

Построив Нерчинский, Кумарский, Иргенский, Телембинский, Еравнинский и Албазинский и другие остроги, русские утвердились «в новой Даурской землице». Русское правительство решило, что возникли политические и экономические предпосылки для установления официальных взаимоотношений с «Китайским царством». Но об этой азиатской стране – о ее местонахождении, благосостоянии и внешних устремлениях – в столице все еще имели смутное представление. Русскому правительству в этом плане было далеко до разведки Ватикана, шпионы которой начиная с XIII в., проникали в Ханбалык (Пекин) под видом миссионеров. Среди них были Гильом Рубрук, Плано Карпини и многие другие. Правда, кое-какие сведения до Москвы все же доходили благодаря связям Руси со Средней Азией, Западной и Северной Монголией, но все они были очень недостоверны. Искать дальние границы неизвестной азиатской страны начали еще в годы правления Ивана III, но только в начале XVII в. через северо-западные предгорья Хангайского хребта, через Джунгарию, поскольку водным путем попасть в Китай оказалось невозможно, с большими трудностями прошла экспедиция русских казаков из Томска во главе с Иваном Петлиным. В 1654 г. той же дорогой в Китай было отправлено первое русское посольство царя Алексея Михайловича, возглавляемое Федором Байковым. Путь в Пекин занял примерно полтора года. «Общение» с цинскими мандаринами в этот раз прошло неудачно.

Во второй половине XVII в., преодолев необъятные просторы Сибири, русские начали открывать для себя истинную Поднебесную. Шестнадцатилетний император Канси не имел ясного представления о силе, мощи и громадных территориях непрошеного соседа. В отношениях с Русью он опасался соперничества и укрепления ее позиций вблизи «священной родины» маньчжуров и стремился не только изолировать Китай от внешнего мира, но и рассчитывал запугать русских, дать им шанс уйти с миром или уничтожить их в случае неповиновения.

В планы русского правительства также не входило осложнение отношений с Цинской империей. Инициатором первого дипломатического контакта стал нерчинский воевода Даниил Аршинский. В декабре 1669 г. в Нерчинск под видом купцов была заслана группа маньчжуров во главе с Шаралдаем. Они требовали от нерчинской администрации выдать князя Гантимура. Аршинский просчитал, что выдача князя повлечет отторжение земель, где проживали его племена, в пользу Китая. Поэтому он в том же году в Пекин отправил небольшое посольство. Экспедицию в составе нескольких нерчинских казаков, среди которых были опытные и верные товарищи Антон Филев и Григорий Кобяков, возглавили сыны боярские братья Игнатий Милованов и Василий Милованов. Ранее они первыми из русских людей разведали и нанесли на чертежи новый, более короткий путь в Китай: Нерчинский острог – Цурухайтуй – Маньчжурия – Хайлар – Большой Хинган – Нонницзян – Наун – Сифынкоу – Ханбалык, который занимал всего полтора месяца.

По прибытии в Пекин у даурских посланников цинские чиновники изъяли «Наказную память воеводы Д. Д. Аршинского» – уникальный в своем роде документ. В нем намест-ник русского царя в восточных пограничных землях предлагал цинскому императору, привыкшему рассматривать весь окружающий мир, в том числе и Россию, как вассалов, прийти под «высокую его царского величества руку». Однако послание не было доведено до императора благодаря иезуитам, служившим при Цинском дворе переводчиками. В противном случае даурских послов ждала бы смертная казнь [Мясников, 1969, с. 17]. После выполнения обряда коленопреклонения перед императором братья Миловановы были представлены ему как данники и удостоены аудиенции, во время которой Канси поинтересовался лишь возрастом каждого, угостил каким-то удивительным напитком (чаем), а «затем молча целый час рассматривал русских» [Русско-китайские отношения..., 1969, № 134].

Итогом визита нерчинцев явилась ответная грамота императора для русского царя, ее лично доставил в Нерчинск цинский чиновник Монготу. Канси предлагал в пограничной зоне установить мир: «... я воевать не велел, а послал проведать, впрямь ли в Нерчинском остроге живут твоего великого государя люди? Воевода нерчинский по твоему указу присылал ко мне послов и письмо, и я теперь узнал, что впрямь в Нерчинском остроге воевода и служилые люди живут по твоему великого государя указу. И впредь бы наших украинных земель не воевали и худа никакого не делали, а что на этом слове положено, станем жить в миру и в радости» [Там же, № 136]. Грамота эта была дипломатической уловкой, чтобы усыпить бдительность русских, но дала повод послать в Пекин новое посольство.

Когда Милованов возвращался из Пекина в Нерчинск, маньчжуры осадили Албазинский острог. Весной 1672 г. в Нерчинск прибыл военный отряд под предводительством Монготу с грозным предупреждением о разорении острога и взятии инородцев в неволю.

В начале марта 1675 г. численностью в 150 человек из Москвы вышло полномочное посольство во главе с Николаем Гавриловичем Спафарием, в задачу которого входило установление дипломатических и торговых отношений с Цинской империей, составление подробного описания новых русских владений в Сибири, поиск удобных маршрутов для сухопутной торговли с Китаем [Мясников, 1969, с. 18]. Землями за Уралом и сухопутными путями в Китай и Монголию также интересовались правители и купцы европейских стран. В открытии Сибири особенно сильно были заинтересованы датчане, англичане и голландцы, первыми освоившие экономическое пространство Индии и Юго-Восточной Азии.

Игнатия Милованова снова отправили к императору, чтобы предупредить его о готовящейся посольской миссии. Перевалив Яблоновый хребет, посольство Спафария в декабре 1675 г. подошло к Нерчинску. Посол отдал распоряжение воеводе Аршинскому воздержаться от каких-либо действий, которые могли бы помешать его переговорам в Пекине. Здесь же в Нерчинске к Спафарию явился князь Гантимур с просьбой не выдавать его маньчжурам, что и было обещано послом. Из Нерчинского острога посольство отправилось в Цурухайтуй, вступило во владения «царства» через Аргунь и весной 1676 г. подошло к Великой Китайской стене. Переговоры с цинским правительством тянулись с мая по сентябрь. Спафарию пришлось выдержать угрозы «собирати войско, сколько мочно великое и итить под Нерчинской и под Албазинской остроги и их до основания разорить, потому что ведаем поскольку человек живет в них». Спафарий отвечал, что в Нерчинске и Албазине людей «потому мало, что больши не надобно того, а как будет надобно, есть у великого государя великое множество рати, что в год мочно наполнитца всему Амуру» [Русско-китайские отношения..., 1969, № 183]. Маньчжурский император не желал признавать Русское государство равным партнером в международных отношениях, договоренности о политических и торговых связях не были достигнуты. И все же эта миссия имела огромное значение для приобретения опыта ведения дипломатических переговоров с этой страной. Как русское, так и цинское правительство получили больше сведений друг о друге. Необычная, чуждая пониманию русского человека огромная страна, ее население, нравы и традиции стали ближе. Спафарий доставил богатейшие сведения о регионах, лежащих по пути следования через Сибирь, в частности о нерчинской земле и народах, там проживавших.

Нерчинская администрация оказала реальную помощь и содействие в организации дипломатической миссии. Маньчжуров обеспокоил тот факт, что к их вотчинным владениям приблизились рубежи могущественного соседнего государства. Это утвердило в намерении силой оружия очистить даурские земли от русских. В начале 1682 г. нерчинцы узнали от дауров, что маньчжуры готовятся к войне [Демидова, Мясников, 1972, с. 6]. Основные усилия военной агрессии Канси были направлены на уничтожение русской крепости Албазин. Осада началась в разгар лета 1685 г. и только в октябре 1686 г. по распоряжению императора была снята. Поводом для этого послужило прибытие посланных еще в декабре 1685 г. из Москвы в Пекин гонцов Никифора Венюкова и Ивана Фаворова с грамотой о выезде в Даурию «великого полномочного посольства» во главе с Федором Головиным для установления мира с Цинской империей. Подьячий Посольского приказа Н. Венюков, будучи в составе посольства Н. Г. Спафария, уже имел опыт международных переговоров. Гонцы шли в Пекин более удобным путем не через Нерчинский, а через Селенгинский острог и улусы монгольских ханов, с которыми к этому времени были установлены благоприятные отношения.

Другим важным шагом русского правительства на пути к миру была специальная посольская миссия для ознакомления цинских властей с тремя вариантами мирного договора, подготовленными в Москве. Посольство возглавил Иван Логинов. В январе 1689 г. он прибыл в Нерчинск, а затем выехал в Цинскую империю. В Цицикаре маньчжуры очень интересовались местопребыванием Головина и временем, когда он прибудет в Нерчинск. Этот интерес был продиктован тревогой, которую китайцам внушали действия русских на границе с Монголией, что послужило поводом для увеличения численности маньчжурских войск, отправлявшихся к месту переговоров. По инструкции из Москвы Логинов предложил цинскому правительству назначить переговоры близ Албазина или Нерчинска. Из военно-стратегических соображений маньчжуры выбрали Нерчинск. Отправив 17 мая с этими известиями нарочных к Головину, Логинов выехал из Пекина [Там же, 1990, с. 17–19]. Когда граф по пути к переговорам находился в Еравнинском остроге, в июне 1689 г. в Нерчинск прибыли нарочные от Логинова. От них нерчинский воевода Иван Власов и узнал, что к острогу по Амуру на речных судах уже подходят цинские войска. Логинов с важными документами отправился в Москву, но скончался в конце 1689 г., не доехав до Енисейска несколько верст.

В мае 1687 г. на условной границе наступил условный мир. Полномочный посол прибыл в Нерчинск к концу лета 1689 г. и через несколько дней исполнил великую миссию мира. Послами двух государств близ Нерчинска был подписан мирный Нерчинский договор.

Уже после переговоров в Нерчинске Ф. А. Головиным было отправлено в Пекин еще одно посольство с сообщением о результатах выполнения русскими властями условий Нерчинского договора. Посольство возглавил нерчинский сын боярский Григорий Лоншаков. К октябрю 1689 г. пункт договора о разрушении Албазинского острога был выполнен, но Аргунский острог ввиду наступления зимы и отсутствия людей все еще не был перенесен на левый берег реки Аргуни. Миссия Лоншакова в том и состояла, чтобы заверить цинское правительство, что весной 1690 г. условия договора будут выполнены. Прибыв в Цицикар, Лоншаков встретился там с присланным из Пекина чиновником, которому было поручено доставить в Нерчинск грамоту, извещавшую о том, что весной 1690 г. маньчжуры пойдут «водою на бусах и горою» для демаркации границы в одностороннем порядке. Отправив грамоту воеводе И. Е. Власову, Лоншаков продолжал путь в Пекин, где пробыл с 19 мая по 20 июня 1690 г. и получил благоприятный прием. Это объясняется не только тем, что посланник исполнил цинский посольский церемониал, но и заинтересованностью маньчжуров не допустить сближения России с монгольским ханом Галданом – бывшим смертельным врагом Канси. Правительство Канси заявило послу, что ему известно о посылке Галданом своих послов в Нерчинск и потребовало от Москвы соблюдать условия мирного трактата. Об этом Лоншаков написал в письме И. Е. Власову. Во время переговоров цины согласились выдать России перебежчиков-монголов, перекочевавших из-под Нерчинска. Захваченные в Албазине русские пленные на основании Нерчинского договора остались в Китае. В Нерчинск Лоншаков привез ответную грамоту от имени маньчжурского посла Сонготу, в которой он положительно оценивал соблюдение русской стороной условий мирного договора. Результаты посольской миссии были признаны удачными, начало регулярному обмену письмами между нерчинскими воеводами и цинским правительством было положено [Демидова, 1978, с. 7–9]. 6 сентября 1690 г. Лоншаков вернулся в Нерчинск, к этому времени Головин и остальные члены посольства были уже в Тобольске.

В течение трех лет после визита Ф. А. Головина Россия не получала вестей от китайского императора. Москву беспокоил пограничный вопрос, необходимо было получить новые сведения о ситуации в Даурии. Не имелось сведений о демаркации границы, торговле через Нерчинск и Кяхту и приграничных локальных конфликтах. Требовал настоятельного решения вопрос о русских пленниках, в частности защитниках Албазинского острога, которых маньчжуры увели в Китай, а также перебежчиках на маньчжурскую сторону («изменниках»). Обо всем этом с тревогой сообщали в отписках нерчинские воеводы. Правительство Петра I решило отправить в Пекин полуофициальную миссию. Во главе посольства был поставлен датский купец Избрант Идес, состоявший на русской службе, который сам был очень заинтересован в экспедиции, поскольку собирался поправить свои пошатнувшиеся торгово-финансовые дела. Петр I, стремившийся к развитию русско-китайских отношений, совместил личный интерес Идеса с государственными задачами – иметь как можно больше сведений о китайской стороне. Царь послал с посольством «свою, великих государей, к китайскому богдыхану грамоту о дружбе и любви».

Посольский караван вышел из Москвы весной 1692 г. Время в пути по Восточной Сибири через Нерчинск до Пекина заняло полтора года. Посольство финансировалось государством, было хорошо экипировано. Путешественники использовали санные повозки зимой, дощаники летом, а по степям и пустыням следовали на лошадях и верблюдах. Путь был связан с огромными трудностями, лишениями и жертвами. Бездорожье, горы, непроходимые леса, кровососущие насекомые, безводные пустыни и степи, «инородцы немирные», группировки враждующих обитателей сибирских острогов, разбойничьи шайки, голод и холод, обжигающая жара – все это создавало препятствия для продвижения в глубь Северной Азии. Посольство преодолело опасный переход по льду Далая (Байкал моря). Воротами в Даурию Идес называет город Удинск (современный город Улан-Удэ).

Дальнейший утомительный путь через дикую и пустынную местность и высокие скалы к большой радости путешественников привел к Еравнинскому острогу, игравшему тогда важную роль в административно-хозяйственном укладе Нерчинского воеводства. В деревушку Плотбище (современный город Чита), первое упоминание о которой датируется в источниках 1687 г. [Хрестоматия, 1972, с. 40], посольство прибыло 15 мая 1693 г. Здесь путникам пришлось задержаться на четыре дня, поскольку лошади экспедиции были истощены, к тому же необходимо было построить плоты для дальнейшего сплава. Большая часть каравана, лошади, верблюды и быки были отправлены Идесом в Нерчинск через горы, сам же он с конвоем отплыл туда 18 или 19 мая.

Водный путь по вскрывшимся в мае рекам Ингоде и Шилке в Нерчинский острог Избрант Идес и Адам Брант (секретарь посольства) почти не описывают. Идес сообщает только, что каменистая Ингода разбила два их плота. Главный и единственный город за Байкалом, административный центр воеводства Нерчинск остался в памяти путешественников как довольно укрепленный пункт, имеющий много пушек и большой гарнизон пеших и конных даурских казаков. Жителей Нерчинска, дворян и казаков, автор характеризует как хороших земледельцев и огородников, животноводов, искусных охотников и рыбаков. В Нерчинске экспедиции пришлось задержаться на восемь недель для подготовки к следующему этапу пути в Аргунский острог, куда она прибыла спустя восемь дней пути. Ни Идес, ни Брант не описывают подробную дорогу в Аргунск, последний указывает только, что переправа через Шилку происходила у реки Борщовки, а путь шел преимущественно «по высоким, каменистым и лесистым горам», которые пересекались «красивыми широкими долинами и мелкими реками». Переправа через Нерчу и Шилку, которую осуществило посольство, являлась так называемой третьей переправой через Амур (первый путь – вдоль притока Олекмы, через Тунгирский волок на притоки Амура (путь Е. Хабарова), второй – через Алдан и Зею). Река Аргунь в записках Бранта названа «истоком знаменитой по всему свету впадающей в океан реки Амур». Перейдя Аргунь, путешественники оказались в «Татарской пустыне» – Маньчжурии.

В записках путешественников отражена фактография маршрута, представлены не всегда достоверные и отчасти с долей вымысла этнографические заметки о народах Даурии (язычниках). Тунгусов (эвенков) и бурят Идее описывает с некоторой долей осуждения и иронии, считает очень набожными, поклоняющимися языческим идолам. Наблюдения за инородцами, по мнению М. И. Казанина, преломлялись «через сознание иноземного купца, не способного сочувственно относится к слабым и отсталым народам Сибири. Кроме того, записки прошли довольно бесцеремонную обработку со стороны амстердамских редакторов и издателей» [Идес, 1967, с. 33]. Тунгусов автор делит на конных и оленных и замечает, что «язык их не похож ни на какой другой», что «если придет приказ от воеводы из Нерчинска или если на границе покажутся бродячие татары», то конные тунгусы, как русские подданные, «всегда верхом наготове». Необходимо заметить, что европейцы вплоть до XIX в. называли инородцев Сибири татарами, в том числе и монголов. Исключительный интерес представляют описания обряда похорон эвенков, знакомства с длинноволосым тунгусским князьком Лилюлькой и охоты бурятов на дичь, называемой по-русски «облавой». В заметках впервые появляются данные о тунгусском князе Катане Гантимуре, бывшем подданном Канси, перешедшем в подданство русского царя и способного с полусотней тунгусов напасть «на четыре сотни монгольских татар и доблестно разбить их по всем правилам». «Все это здоровые и смелые люди», – свидетельствует автор.

По берегам Шилки «живет много монгольских орд, – пишет Идес, – этот дикий народ часто делает набеги через Шилку вплоть до Нерчинска, но это не всегда сходит им с рук, так как они не только получают отпор, но и сами попадают в плен и получают за разбой по заслугам. Русские казаки в отместку делают частые набеги вверх по Онону, опустошая и уничтожая все на своем пути» [Там же, с. 148–149]. Монголы не нападали открыто на отряд, а вредили исподтишка. Настоящим бедствием для экспедиции стали пожоги монголами по пути следования каравана сухой травы, которая была единственным кормом для лошадей. «...После каждого ухода каравана с табора, – продолжает А. Брант, – на его месте оставались трупы лошадей, истощенные животные погибали от голода один за другим и монголы пожирали эту дохлятину, как самое изысканное жаркое… По милости господней на нас никто не напал, и 20-го числа того же месяца мы благополучно прибыли в Нерчинск» [Там же]. И далее: «Начиная отсюда путешествовать небезопасно, и никто не отваживается идти небольшой компанией. Наш караван насчитывал 250 человек, 100 лошадей и верблюдов и 400 повозок, из которых на ночь составлялся замкнутый город, и внутри его мы могли пребывать в безопасности. Этот повозочный город охранялся как снаружи, так и внутри крепким караулом» [Там же, с. 156]. Посольство прибыло в Пекин в ноябре 1693 г., Идес дважды побывал на аудиенции у Канси, а 19 февраля 1694 г. покинул столицу империи. Миссия вошла в историю российской дипломатии как неудавшаяся. Тем не менее главная цель была достигнута – мирный договор между государствами подтвержден. Идес успешно устроил и собственные коммерческие дела. Русский историк Б. Г. Курц свидетельствовал, что при возвращении у Избранта под товарами было 27 верблюдов и 10 лошадей [Там же, с. 36].

Составленный Идесом «Статейный список посольства» стал первым доступным мировой научной общественности источником, сообщающим все данные о посольстве, в том числе о дорогах через Нерчинск и территории Китая до Пекина, дворе Цинской династии, ее церемониалах, этикетах в период господства маньчжуров, которых Идес не отличает от южных китайцев. Материалы, собранные Идесом, послужили одним из оснований для русского правительства произвести ревизию деятельности сибирских воевод, а также обратить внимание на ясачное население пограничной зоны, на поступление сибирских средств в казну. В Амстердаме в 1704 г. вышла книга Избранта Идеса «Трехлетнее путешествие в Китай московского посланника Избранта Идеса». В 1705 г. она издана в Лондоне, в 1707 г. – во Франкфурте и Штутгарте, в 1710 г. – снова в Амстердаме, в 1717 г. – в Париже, затем в Праге и других столицах Европы. В книгу вошли карты, 20 великолепных гравюр, она пользовалась огромным успехом у европейцев, особенно у писателей. Путевой дневник Идеса явился одним из источников создания второй части о путешествии Робинзона Крузо Д. Дефо [Алексеев, 1941, с. 518]. Еще до выхода записок Идеса в свет Бранд в Гамбурге издал описание их совместного пути, которое сразу же было переведено на английский, голландский и другие языки. Дневники послов стали «памятниками географической и этнографической литературы конца XVII в. и документами русско-китайских дипломатических отношений» [Идес, 1967, с. 34]. Мировая цивилизация узнала о загадочном крае, расположенном в глубине азиатского континента за великим морем Байкал, принадлежавшем России Петра Великого, и о небольшом деревянном военном городке московитов, стоящем на дипломатических путях в Китай. Путь, по которому шли из Нерчинска в Пекин русские посольские и торговые караваны, впоследствии назовут крайним восточным, или даурско-маньчжурским путем. Но в первой четверти XVIII в. он будет заброшен. Поэтому подробности восточного пути в Маньчжурию через Нерчинск, данные в отписках участников посольств, особенно ценны и значительны сегодня. Вновь организованная в 1719–1721 гг. экспедиция Лоренца Ланге, сопровождавшая в Пекин посольство Льва Измайлова, пройдет маршрутом через Селенгинск и Монголию. Так же поступит и посол Савва Владиславич-Рагузинский в 1725 г. Новая дорога получит название центральный, или средний путь.

Таким образом, Россия, стремясь к установлению с империей Цин мирных отношений и торговых связей, на протяжении двух с половиной столетий (до середины XIX в.) направила в Китай свыше 18 дипломатических миссий разного уровня [Мясников, 2004, с. 10]. Во второй половине XVII в. и в первой четверти XVIII в. государство на границе в новых даурских землях было представлено небольшим гарнизоном. Пять десятилетий Нерчинск исполнял свою миссию – обеспечивал экспедициям и торговым караванам возможность продвижения в глубь азиатского мира. Нерчинск был перевалочным пунктом и своеобразным оазисом на пути русских посольских и торговых караванов, сыграл огромную роль в деле установления добрососедских отношений России и Китая.

Библиографический список

Алексеев М. П. Сибирь в известиях иностранных путешественников и писателей. Введение, тексты и комментарий. – 2-е изд. – Иркутск: Иркутское обл. изд-во, 1941. – 610 с.; Демидова Н. Ф. Дипломатические отношения России с Цинской империей в 1-й четверти XVIII в. // Русско-китайские отношения в XVIII в.: материалы и документы. – М., 1978. – Т. 1. – С. 5–21; Демидова Н. Ф., Мясников В. С. Вторжение маньчжуров в Приамурье и Нерчинский договор 1689 г. // Русско-китайские отношения в XVII в.: материалы и документы. – М., 1972. – Т. 2. – С. 5–53; Идес И. Записки о русском посольстве в Китай (1692–1693) / И. Идес, А. Брант; вст. ст., пер. и коммент. М. И. Казанина. – М.: Гл. ред. Вост. лит., 1967. – 234 с.; Мясников В. С. О становлении договорных отношений // Русско-китайские договорно-правовые акты (1689–1916). – М., 2004. – С. 5–12; Он же. Становление связей русского государства с Китаем // Русско-китайские отношения в XVII в.: материалы и документы. – М., 1969. – Т. 1. – С. 5–36; Русско-китайские отношения в XVII в.: материалы и документы. – М., 1969. – Т. 1; Хрестоматия по истории Читинской области. – Вост.-Сиб. кн. изд-во Чит. отд-ние, Чита: Чит. обл. кн. изд-во, 1972. 

Нерчинск / гл. ред. В. А. Дутов; отв. ред. Н. Н. Константинова, А. Ю. Литвинцев; Чита: ЗабГУ, 2013. – С. 18–26. – (Альбомная серия «Энциклопедии Забайкалья»)